ПРАВДА ЛИ, ЧТО ИЛЬЯ РЕПИН ДОПИСЫВАЛ СВОИ КАРТИНЫ ДАЖЕ ПОСЛЕ ПРОДАЖИ?
Отвечает Оксана Маякова,
автор портала «Культура.РФ»
Часто зрители успевали посмотреть первую версию полотна, а потом сокрушались, что художник ее испортил.
Илья Репин действительно любил исправлять и дополнять свои работы после их завершения. И, как говорили знатоки-современники, иногда это было к худшему. Часто зрители успевали посмотреть первую версию полотна, а потом сокрушались, что художник ее испортил. Например, художница Елена Поленова говорила о репинском портрете инженера Антипова: «…это один из лучших портретов Репина. Только фон мне сильно не нравится, чуть ли не хуже прежнего». Ее слова были не до конца понятны исследователям, пока в 2008 году не выяснилось, что сначала Репин написал фон красноватыми, охристыми красками. Но потом цвет ему не понравился и он изменил фон на серо-синий.
Свою излишнюю тягу к правкам осознавал и сам Репин. В письме журналисту Алексею Суворину он сетовал:
“И я страдаю слабостью переделок. Каждый раз, приезжая вМоскву, я что-нибудь поправляю в своих вещах — я бы их все переписал снова. Третьяков последний раз объявил мне, что он мне это запрещает. Я сначала обиделся, а подумав, согласился, что он прав.
Именно Павел Третьяков больше всех страдал от репинского перфекционизма: художник приходил переписывать свои уже проданные картины прямо в Третьяковскую галерею. О визитах Репина красочно рассказал в мемуарах Николай Мудрогель, который работал в музее с 1882 по 1942 год. Однажды он стал свидетелем одной из выходок Репина:
“Я помню все подробности, потому что сам пострадал при этом. Когда у нас появилась картина «Не ждали», вокруг нее поднялись большие разговоры. Художники и критики находили, что лицо человека, возвратившегося из ссылки, не гармонирует с лицами семьи. <…> …Через несколько дней в галерею пришел Илья Ефимович, на этот раз с этюдникоми красками. Как раз в этот день Третьякова дома не было, он уезжал куда-то на несколько дней.
— Жалко, что его нет. Ну, все равно. Дайте-ка мне лесенку, я должен сделать поправку на картине «Не ждали», — сказал он мне.
Мы знали, что Репин — близкий друг Третьякова и всей его семьи. Но как же все-таки разрешить поправку без особого разрешения Павла Михайловича? Мы смутились. Репин тотчас заметил наше смущение, усмехнулся:
— Вы не беспокойтесь. Я говорил с Павлом Михайловичем о поправке лица на картине «Не ждали». Он знает, что я собираюсь сделать.
Раз так, делать нечего, — мы принесли ему лесенку, он надел рабочую блузу, поднялся к картине и быстро начал работать. Меньше чем в полчаса голова ссыльного была поправлена.
Но, как вспоминал Мудрогель, на этом художник не остановился. Он перенес этюдник к полотну «Иван Грозный и сын его Иван» и исправил тон в крупных частях живописи. Следом, к ужасу хранителей, Репин принялся за «Крестный ход в Курской губернии». Со словами «Здесь я прибавлю пыли. Тысячная толпа идет, пыль поднимается облаком… А пыли недостаточно» Репин запылил весь задний план. После правок он не стал встречаться с Третьяковым и сразу уехал вПетербург.
Коллекционер был возмущен до крайности и перестал отвечать на письма Репина. Лишь спустя месяцы, как писал Мудрогель, Третьяков встретился с художником и отчитал его: «Вы самовольно сделали исправление на трех картинах, не принадлежащих Вам. <…> Лицо бывшего ссыльного мне не нравится. А ведь это же не мои картины, это всенародное достояние, и вы не имели права прикасаться к ним, хоть вы и автор».
Впрочем, оригинальная переписка Ильи Репина и Павла Третьякова не подтверждает такого накала страстей. Известно, что 17 августа 1887 года художник писал коллекционеру: «Вы уже, конечно, знаете, что вчера я был в Вашей галерее: я заправил, что нужно в карт[ине] «Ив[ан] Гр[озный]», исправил, наконец, лицо входящего в карт[ине] «Не ждали» (теперь, мне кажется, так) и тронул чуть-чуть пыль в «Крестном ходе» — красна была». И пять дней спустя Павел Третьяков написал в ответ: «Поправки в ваших картинах очень заметил; кажется, не испортили. Самая полезная поправка в черепе умирающего царевича».
Так что Илья Репин действительно постоянно дописывал и переписывал свои картины. И совершенно не смущался того, что давно их продал. Эта черта его характера дала почву для пересудов среди современников и послужила основой множества исторических анекдотов.